ГЛАВА 12: «МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ»

Утренний рейс из Каира в Дубай был таким же комфортным, как и предыдущие перелеты — надёжный и комфортный самолет. В бизнес-классе было достаточно места для спокойного разговора, и три часа полета давали время обдумать пережитое.

Я сидел у иллюминатора, рядом с Дианой. Адриан и кардинал заняли места через проход — наша привычная схема рассадки уже сформировалась за время путешествия. На моих коленях лежал контейнер с яшмовым резонатором, надежно упакованным для транспортировки.

Когда самолет набрал высоту и полет стабилизировался, воцарилась та особая тишина, которая располагает к размышлениям. За иллюминатором простирались пески и скалы — древняя земля, где тысячелетиями люди искали ответы на вечные вопросы.

— Альберто, — сказал я, нарушая молчание. — Как вы себя чувствуете после встречи с отцом Макарием?

Кардинал долго смотрел в окно, прежде чем ответить.

— Знаете, — сказал он наконец, — еще неделю назад я был человеком с четкими убеждениями. Знал, что правильно, а что нет. Знал, как отвечать на сложные вопросы верующих. А теперь…

— А теперь?

— А теперь понимаю, что большинство моих ответов были не знанием, а заученными формулировками. — Он повернулся к нам. — Встреча с отцом Макарием это особенно подчеркнула. Он живет в отдаленном монастыре, но его понимание веры глубже и честнее, чем у многих ватиканских теологов.

Диана наклонилась к кардиналу.

— Что именно изменилось в ваших взглядах?

— Раньше я думал, что вера и знание — это противники. Что нужно защищать веру от вопросов, которые могут ее поколебать. — Альберто потер лицо руками. — Теперь понимаю — настоящая вера не боится вопросов. Боятся только те, кто использует веру как инструмент власти.

— И как это меняет ваше служение? — мягко спросила Диана.

— Не знаю. Возможно, кардинально. — Кардинал усмехнулся без особой радости. — Трудно вернуться к проповеди догматов, когда понимаешь, что многие из них могут основываться на неточных переводах или политических решениях давно умерших людей.

Адриан, до этого молча слушавший наш разговор, повернулся от иллюминатора.

— Томас проходил через похожий кризис после находки в Синае. Первые месяцы он тоже чувствовал, что почва уходит из-под ног. Но потом понял — терять иллюзии болезненно, но это единственный путь к настоящему пониманию.

— Возможно, — кивнул кардинал. — Но легче от этого не становится.

Я подумал о собственных изменениях за эти дни.

— А меня больше всего поражает, как дядя Томас мог нести это знание тринадцать лет. Каждый день просыпаться с пониманием того, что мир устроен не так, как думает большинство людей.

— Что вы чувствуете, став наследником его поисков? — спросил кардинал.

— Ответственность. Огромную ответственность. — Я посмотрел на контейнер на своих коленях. — Он оставил мне не просто тайну, а выбор. Что делать с истиной, которая может изменить жизни миллионов людей.

— А какой выбор делаете вы?

— Продолжать искать. Дойти до конца. — Я помолчал. — Дядя боялся разрушить мое счастье своими открытиями. Но он не понимал — невозможно быть по-настоящему счастливым, живя во лжи. Даже в удобной лжи.

Диана, до этого внимательно слушавшая, включилась в разговор:

— А что движет мной? Всю жизнь я изучала мифы и религии. Искала общие корни, пыталась понять, откуда берутся универсальные архетипы. — Она посмотрела на каждого из нас. — И вот впервые появился шанс не просто теоретизировать, а найти реальные ответы на вопросы, которые мучают человечество тысячи лет.

— Даже если эти ответы окажутся опасными? — спросил кардинал.

— Особенно если они окажутся опасными. — В голосе Дианы звучала решимость. — Опасные истины — это обычно самые важные истины.

За окном проплывали облака, а я думал о том, как изменилась наша команда за эти дни. Кардинал, потерявший уверенность в догматах, но обретший более глубокую веру. Диана, нашедшая шанс проверить свои теории на практике. Адриан, продолжающий дело своего друга. И я, неожиданно для себя ставший центром поисков, которые начались задолго до моего рождения.

— Знаете, о чем я думаю? — сказал Адриан, глядя в иллюминатор на пустынный ландшафт внизу. — Томас часто говорил, что самое сложное в нашем деле — не найти истину, а решить, что с ней делать. Истина сама по себе нейтральна. Опасным или благотворным ее делает то, как люди ее используют.

— Но мы не можем контролировать, как другие отнесутся к нашим находкам, — заметила Диана.

— Нет, не можем. Но можем контролировать свои мотивы. — Адриан повернулся к нам. — Поэтому важно постоянно спрашивать себя: мы ищем истину ради самой истины или ради того, что она может нам дать?

Кардинал задумчиво кивнул.

— В Ватикане я видел людей, которые использовали поиск истины как способ получить власть над другими. И видел тех, кто искренне хотел понять божественную волю, чтобы лучше ей служить.

— А как отличить одних от других? — спросил я.

— По тому, как они реагируют на истины, которые им не нравятся, — ответила Диана. — Искренний искатель примет неудобную истину. А тот, кто ищет власти, попытается ее исказить или скрыть.

Самолет слегка тряхнуло от турбулентности, напоминая о том, что мы находимся высоко над землей, в подвешенном состоянии между прошлым и будущим.

— А что если мы ошибаемся? — внезапно спросил я. — Что если дядя Томас попался на подделку или неправильно интерпретировал древние тексты?

— Тогда мы просто совершим интересное путешествие и узнаем много нового о древних культурах, — ответила Диана. — Но пока что все указывает на то, что Томас был прав. Резонаторы работают точно так, как описано в свитках. Это не может быть случайностью.

— А что если мы правы? — добавил кардинал. — Что если действительно найдем то, что ищем?

На этот вопрос никто не ответил. Слишком много неопределенности, слишком много возможных последствий.

— Одно я знаю точно, — сказал наконец Адриан. — Томас не был мечтателем или авантюристом. Он потратил бы тринадцать лет жизни только на то, во что искренне верил. И если он считал поиск Клинка Бытия важным, значит, на то были серьезные основания.

— Интересно, что яшмовый резонатор звучал иначе, чем ониксовый, — заметила Диана, переводя разговор в более практическую плоскость. — Помните, в монастырском хранилище? Более высокие тона, металлические обертоны.

— 432 герц против 120, — подтвердил я. — А третий должен звучать на 532 герц. Это не случайные числа.

Кардинал заинтересованно повернулся к нам.

— В каком смысле не случайные?

— Есть исследования о влиянии различных частот на человеческое сознание, — объяснила Диана. — 120 герц близко к гамма-ритмам мозга в состоянии повышенного сознания. 432 герца — это древняя настройка вселенной, частота, на которой резонирует космос. А 528…

— А 528 герц что делает?

— По некоторым данным, может влиять на состояние, которое мистики называют «выходом за пределы обычного восприятия», — ответила Диана. — Частота трансформации на клеточном уровне. Если это правда, то система из трех резонаторов может последовательно изменять сознание человека, подготавливая его к восприятию чего-то… необычного.

Кардинал задумчиво нахмурился.

— Это звучит как описания мистических видений святых. Состояния, в которых им открывались божественные истины.

Мы переглянулись. Еще одна часть мозаики складывалась в общую картину.

— Получается, что мистический опыт может иметь вполне материальную основу? — медленно сказал кардинал.

— Или что материя и дух связаны гораздо теснее, чем мы думаем, — ответила Диана.

— А может быть, древние просто лучше понимали эти связи, — добавил Адриан. — И знали, как использовать физические методы для достижения духовных целей.

Самолет начал снижение над Персидским заливом. Внизу блестели воды, на берегах которых по древним легендам когда-то находился рай. И возможно, где-то там действительно скрыты ответы на вопросы, которые человечество задавало себе тысячелетиями.

— В Дубае нас ждет первый резонатор, — сказал я, когда огни города показались внизу. — А завтра мы будем планировать поездку в Иорданию за третьим.

— У меня есть контакты среди проводников в Петре, — сказал Адриан. — Люди, которые знают каждую расщелину в тех скалах. Когда мы с Томасом планировали сокрытие третьего резонатора, он выбрал место так, чтобы его могли найти только те, кто знает правильные ориентиры.

— А записи в блокноте? — спросила Диана. — «Красные скалы древнего города» и «место, где караваны встречали рассвет»?

— В блокноте Томаса есть конкретные указания, — сказал Адриан. — Он никогда не полагался только на поэтические описания. Там должны быть точные ориентиры, как и в случае с ониксом в Йемене.

— Значит, завтра изучим записи более детально, — кивнула Диана.

Самолет коснулся взлетной полосы дубайского аэропорта. Еще одна часть путешествия завершена, еще один шаг к истине сделан. У нас был второй из трех резонаторов, и каждый из нас уже изменился под влиянием того знания, которое мы обрели.

— Завтра день планирования, — сказал Адриан, когда мы вставали с мест. — Нужно изучить карты Петры, связаться с местными проводниками, продумать логистику.

— И морально подготовиться, — добавил кардинал. — Каждый резонатор приближает нас к финальной истине. А я все еще не уверен, готов ли к ней.

— Никто из нас не готов, — сказала Диана, собирая свои вещи. — Но именно поэтому мы и должны идти до конца.

За иллюминатором в дневном свете раскинулся Дубай — современный город, построенный на пересечении древних торговых путей. Символичное место для размышлений о том, как прошлое влияет на настоящее, и как настоящее может изменить понимание прошлого.

У нас было два из трех ключей к древней тайне. Оставалось найти последний резонатор и узнать, к каким дверям ведут все три ключа вместе.